* * *
   
   18 июля, пятница
   127 фунтов (отличное предзнаменование); попыток приобрести презервативы — 84; приобретённых презервативов — 36; пригодных к использованию приобретённых презервативов — 12 (более чем достаточно, особенно учитывая, что не намереваюсь их использовать).
   14.00. В обед пойду куплю несколько презервативов. Не собираюсь спать с Даниелом, ничего такого. Просто чтобы чувствовать себя в безопасности.
   15.00. Экспедиция с треском провалилась. Сначала мне очень нравилось неожиданно почувствовать себя покупательницей презервативов. Если нет секса, жизнь кажется очень печальной, когда проходишь мимо отделов, где продаются презервативы: в целом пласте этой жизни тебе отказано. Однако, когда я подошла к прилавку, обнаружила сбивающее с толку море разнообразных презервативов: «Ультра сэйф» (для большей чувствительности), «Вэрайети пэк» (для большего выбора; заманчивое предложение), «Ультра файн» (со специальной смазкой), «Госсамер» (с нежной смазкой, без… ужасное, отвратительное слово), «Со спермическими составляющими», натурально стилизованные, для экстракомфорта (это означает, что он больше — а если окажется слишком большим?). Опустив глаза, я бешено уставилась на россыпь презервативов. Уверена, что всем хочется и большей чувствительности, и большего комфорта, и «Ультра файн», так почему же надо выбирать между ними?
   — Могу я вам помочь? — заговорил назойливый аптекарь с понимающей усмешкой.
   Ясное дело, не могла я сказать, что мне нужны презервативы, — ведь это всё равно что заявить: «Я собираюсь заниматься сексом». Почти так же женщины ходят по улицам с явными признаками беременности, будто сообщая: «Смотрите все, я занималась сексом!» Меня поражает промышленное производство презервативов — само его существование негласно допускает, что все постоянно занимаются сексом (кроме меня); нет чтобы последовательно делать вид, что этого не происходит, — несомненно, более нормально в нашей стране.
   В общем, купила только таблетки от кашля.
   18.10. В раздражении, торчала на работе до шести; аптека закрылась, а я так и не купила презервативы. Теперь поеду в «Теско метро»: там точно куплю — ведь это магазин специально для импульсивных Одиночек.
   18.40. Для отвода глаз побродила по отделу с зубной пастой. Вот чёрт! Наконец, в отчаянии, робко приблизилась к супервайзеру (дама) и прошептала с неопределённой гримаской, означающей «между нами, девочками»:
   — Где тут у вас презервативы?
   — Мы собираемся открыть отдел, — задумчиво отозвалась она. — Может быть, через пару недель.
   «А мне то что от этого?! — чуть не возопила я. — Как мне быть сегодня?» Хотя ведь я не думаю с ним спать, это очевидно!
   Уф, и это так называемый современный, городской, предназначенный для Одиночек магазин. Хмф!
   19.00. Только что заходила в маленький, вонючий магазинчик на углу, с двойными ценами. Видела презервативы за витриной с сигаретами и жуткими алкогольными напитками, но решила отказаться от этой идеи — больно убога вся атмосфера. Уж если приобретать презервативы, так в приятной, чистой обстановке, например в аптеке. И потом, плохой выбор: только «Премиум кволити».
   19.15. Меня осенило: поеду на бензоколонку, постою в очереди, а сама пока незаметно рассмотрю презервативы, а там… И правда, нечего следовать устаревшим мужским стереотипам: носишь с собой презервативы, — значит, развратница или проститутка. У всех чистоплотных девушек есть презервативы. Это гигиена.
   19.30. Ла ла ла, я сделала это! Всё просто: ухитрилась схватить две упаковки — «Вэрайети пэк» («вкус к жизни») и усовершенствованные, облегчённые «Латекс» («для ещё более высокой чувствительности»). Работник бензоколонки был поражён разнообразием выбора и количеством презервативов, но повёл себя странно уважительно: возможно, подумал, я учительница биологии или что то вроде того и приобретаю презервативы, чтобы обучать детей в начальных классах.
   19.40. Меня ошеломили откровенные рисунки в инструкции. С тревогой поняла, что думаю не о Даниеле, а о Марке Дарси. Хмм, хмм… 19.50. Могу поспорить: кто определял размер картинок — чтобы никто и не расстроился и не возомнил о себе бог весть что, — тем пришлось попотеть. «Вэрайети пэк» — безумие: «Раскрашены, чтобы было ещё веселее». Вдруг ясно представила себе картину: парочки, с разноцветными интимными изделиями, трясутся от весёлого сексуального смешка и стукают друг друга воздушными шариками… Пожалуй, выброшу дурацкие «Вэрайети пэк». Так, пора готовиться. О боже, телефон.
   20.15. Чёрт подери! Звонил Том, жаловался, что потерял мобильный, — по видимому, забыл в моей квартире. Заставил меня искать повсюду, хотя время уже совсем поджимало. Мобильный не нашла и в конце концов заподозрила, что выбросила с кучей газет и психологических книг.
   — Так пойди разыщи! — нетерпеливо потребовал Том.
   — Но я здорово опаздываю. Можно завтра?
   — А что если мусор увезут? Когда приезжают?
   — Завтра утром, — призналась я упавшим голосом.
   — Но дело в том… у нас огромные общие баки, я же не знаю, в каком… Кончилось тем, что накинула прямо на лифчик с трусами длинный кожаный пиджак и отправилась на улицу ждать, когда Том позвонит на свой мобильный, — вот и выяснится, в каком он баке. Стою на высоком бордюре, заглядываю в мусорные баки — и тут знакомый голос:
   — Привет!
   Оборачиваюсь — Марк Дарси. Скользит взглядом вниз… До меня вдруг дошло; стою ведь в пиджаке нараспашку, с нижним бельём (к счастью, симпатичный комплект), выставленным на всеобщее обозрение.
   — Что это ты делаешь? — поинтересовался Марк.
   — Жду звонка из мусорного бака, — с достоинством пояснила я, заворачиваясь в пиджак.
   — Понятно. — Он помолчал. — И… давно ждёшь?
   — Нет, — осторожно ответила я, — нормально. Как раз в одном из баков раздался звонок.
   — А, это меня! — обрадовалась я и попыталась залезть в бак.
   — Пожалуйста, позволь мне, — попросил Марк.
   Поставил на землю кейс, прыгнул (довольно проворно) на бордюр, залез рукой в мусорный бак и вытащил аппарат.
   — Телефон Бриджит Джонс, — доложил он. — Да, конечно, позову. — И передал мне. — Это тебя.
   — Кто это?.. — прошептал Том, чуть не в истерике от возбуждения. — Какой сексуальный голос… Кто это? Пришлось прикрыть рукой трубку.
   — Огромное тебе спасибо, — обратилась я к Марку. Между тем он вытащил из бака кипу моих психологических книг и озадаченно её рассматривал.
   — Не за что. — Положил пачку назад. — Э э э… — И заколебался, воззрившись на мой кожаный пиджак.
   — Что? — Я пыталась унять сердцебиение.
   — Нет, ничего… э э э… просто, эмм… ну ладно, приятно было с тобой повидаться. — Марк выдавил слабую улыбку и повернулся, чтобы удалиться.
   — Том, я тебе перезвоню! — бросила я, не обращая внимания на его протесты.
   Сердце у меня бешено колотилось. По всем законам любовного этикета мне следовало просто дать ему уйти, но я вспомнила подслушанный разговор.
   — Марк!
   Он опять повернулся, с видом очень взволнованным. Мгновение мы просто смотрели друг на друга.
   — Эй, Бридж, ты идёшь ужинать без юбки? — Это произнёс Даниел. — приближался ко мне сзади, пришёл раньше.
   Я обратила внимание, что Марк увидел его; задержал на мне долгий, страдальческий взгляд, а затем резко развернулся и быстро зашагал прочь.
   23.00. Даниел не заметил Марка Дарси — это и хорошо и плохо: с одной стороны, мне не пришлось объяснять, что Марк здесь делал, но с другой — почему это я так взвинчена?.. Не успели мы войти в квартиру, как Даниел попытался меня поцеловать. Вот странное чувство — не хочу его, а весь прошлый год отчаянно хотела и гадала, почему он — нет.
   — О'кей, о'кей! — покорился он, выставив ладони перед собой. — Нет проблем.
   Налил в бокалы вино и уселся на диван, вытянув длинные, стройные ноги, обтянутые джинсами, — весьма сексуально.
   Вот что, понимаю — обидел тебя, прости. Знаю, ты пытаешься защититься; но я теперь изменился, правда. Иди садись сюда.
   — Я только пойду оденусь.
   — Нет нет, иди сюда! — Он похлопал рукой по дивану рядом с собой. — Давай, Бридж! Я до тебя пальцем не дотронусь — обещаю.
   Присела нерешительно, заворачиваясь в пиджак, и чинно сложила руки на коленях.
   — Ну ну, — продолжал Даниел, — выпей, расслабься. — И нежно обнял меня за плечи. — Мне не даёт покоя, что я так плохо с тобой обошёлся. Это непростительно.
   Так приятно, что меня снова кто то обнимает… — Джонс, — нежно прошептал Даниел, — моя маленькая Джонс… И он притянул меня к себе, так что моя голова оказалась у него на груди. — Ты этого вовсе не заслужила.
   Меня обволакивал знакомый запах его тела.
   — Ну же… давай только немного обнимемся… Теперь у тебя всё хорошо… Стал гладить мои волосы, шею, спину; потом стаскивать пиджак у меня с плеч — и вдруг одним движением расстегнул лифчик.
   — Прекрати! — воскликнула я, пытаясь завернуться в пиджак. — Правда, Даниел. — И чуть не рассмеялась. Тут увидела его лицо: нет, он не смеялся.
   — Почему? — Он грубо натянул пиджак мне на плечи. — Почему нет? Говори!
   — Нет! — отрезала я. — Даниел, мы просто идём ужинать. Я не хочу целоваться с тобой.
   Он уронил голову на грудь, тяжело дыша, затем выпрямился и снова поднял голову — глаза у него были закрыты.
   Я встала, всё ещё заворачиваясь в пиджак, и отошла к толу. Когда я обернулась, он сидел обхватив голову руками; я услышала, как он всхлипывает.
   — Извини, Бридж… Меня понизили на работе, Перпетуя заняла моё место. Чувствую себя лишним, а теперь ещё ты больше не хочешь меня. Ни одна девушка теперь не захочет меня. Никому не нужен мужчина моего возраста без карьеры.
   Изумлённая, я уставилась на него.
   — А как, по твоему, чувствовала себя я в прошлом году? Когда была последним человеком в офисе, а ты забавлялся со мной и заставлял меня ощущать себя отставшей от жизни?
   — «Отставшей от жизни», Бридж?
   Изложить ему эту теорию, насчёт отставших от жизни? Да нет, что то подсказало мне — не стоит затрудняться.
   — Думаю, лучше всего тебе уйти прямо сейчас! — заявила я.
   — Ох, ну Бридж…
   — Уходи!
   Хмм, ладно, отстранюсь от всей этой истории. Здорово, что уезжаю. В Таиланде освобожу голову от всех проблем и сконцентрируюсь на себе самой.
   
   
   * * *
   
   19 июля, суббота
   129 фунтов (и это в день покупки бикини — почему? ); путаных мыслей о Даниеле — слишком много; подошедших нижних частей бикини — 1; подошедших верхних частей бикини — половина; неприличных мыслей о принце Уильяме — 22; кол во написанных на журнале «Хелло!» фраз «Принц Уильям и его красавица подруга мисс Бриджит Джонс в Аскоте» — 7.
   18.30. Проклятье, проклятье, проклятье! Весь день провела в примерочных на Оксфорд стрит, пытаясь втиснуть грудь в лифчики бикини, скроенные специально для тех, у кого груди располагаются либо одна над другой в центре грудной клетки, либо обе под мышками, причём резкое освещение делало меня похожей на кривляку из «Ривер кафе». Очевидно, что выход из положения — сплошной купальник, но тогда я вернусь с животиком (и без того уже рыхлым), выделяющимся на фоне тела своей белизной.
   Срочная бикини диетическая программа с целью потери веса Неделя первая Воскр. 20 июля — 129 фунтов.
   Пон. 21 июля — 128.
   Вт. 22 июля — 127.
   Ср. 23 июля — 126.
   Чете. 24 июля — 125.
   Пятн. 25 июля — 124.
   Субб. 26 июля — 123.
   Ура! Таким образом, через неделю почти добьюсь цели; когда нужный объём будет достигнут, останется только изменить строение и распределение жира с помощью упражнений.
   Бесполезно. Комнату и, возможно, кровать предстоит делить только с Шез. Сконцентрируюсь на своём духовном состоянии. Скоро приедут Джуд и Шез.
   Полночь. Чудесный вечер. Оч. приятно снова встретиться с подругами; правда, Шез так взвинтилась в негодовании на Даниела, что я еле еле отговорила её звонить в полицию, чтобы его арестовали за изнасилование.
   — «Понизили»! Вы только подумайте?! — выступала Шеззер. — Даниел — абсолютный архетип мужчины конца тысячелетия. До него начинает доходить, что женщины — высшая раса. Он осознаёт, что у него нет никакой роли или функции. И что он делает? Прибегает к насилию!
   — Вообще то, он всего лишь пытался её поцеловать, — мягко возразила Джуд, лениво перелистывая брошюру «Какой шатёр выбрать».
   — Пха! В том то всё и дело. Ей, чёрт возьми, повезло, что он не ворвался в её банк в уборе Урбанистического Воина и не пристрелил семнадцать человек из автомата.
   Зазвонил телефон — Том. Почему то он не поблагодарил меня за то, что после всех проблем, которые доставила мне эта противная штуковина, я всё таки отослала ему обратно мобильный, — а спросил номер телефона моей мамы. Кажется, Том довольно дружески относится к маме, рассматривая её в китчевом контексте Джуди Гарланд — Иваны Трамп (странно: не далее как в прошлом году, помню, мама читала мне лекции: мол, гомосексуализм — это «просто лень, дорогая, они просто не хотят утруждаться, чтобы заводить отношения с противоположным полом»; но то в прошлом году). Внезапно испугалась, уж не собирается ли Том попросить маму исполнить «Нет, я не жалею ни о чём!», в платье с блёстками, в клубе под названием «Памп», и она (наивно, но не без некоторых маниакальных амбиций) согласится.
   — Зачем тебе её телефон? — с подозрением спросила я.
   — Она ведь состоит в книжном клубе?
   — Не знаю, возможно. И что?
   — Джером чувствует, что его стихи готовы, и я ищу литературный клуб, где он мог бы выступить. На прошлой неделе он читал стихи в Стоук Невингтон — это было внушительно.
   — «Внушительно»? — переспросила я, изображая перед Джуд и Шез приступ тошноты.
   В конце концов, несмотря на свои сомнения, я дала Тому мамин номер: подозреваю, что с тех пор, как уехал Веллингтон, ей не помешало бы другое развлечение.
   — Что там происходит с литературными клубами? — Я положила трубку. — Это я чего то не понимаю или они неожиданно появились ниоткуда? Можем мы записаться в какой нибудь или для этого обязательно надо быть Самодовольным Женатиком?
   — Надо быть Самодовольным Женатиком! — уверенно подтвердила Шез. — А то они боятся, что у них мозги иссохнут — патерналистская потребность… О боже мой, только посмотри на принца Уильяма!
   — Дай взглянуть! — Джуд перехватила номер «Хелло!», с фотографией юного, гибкого подростка королевской крови.
   Сама чуть не схватила журнал. Конечно, меня тянет рассматривать все эти фотографии принца Уильяма, побольше и желательно в разных костюмах; понимаю — это глупо, это одержимость. И всё же трудно игнорировать и впечатление от прекрасных, великих мыслей, которые вырабатываются под воздействием этого юного королевского мозга; и чувство, что в зрелом возрасте он поднимется, как древний рыцарь Круглого стола, взмахнёт в воздухе мечом и создаст ослепительный новый порядок, и тогда президент Клинтон и Тони Блэр окажутся поблекшими пожилыми джентльменами.
   — Как по вашему, что значит «сли ишком молодо ой»? — мечтательно протянула Джуд.
   — Слишком молодой, чтобы быть твоим законным сыном, — определила Шез, как часть правительственного постановления: подразумевается, что всё зависит от того, сколько тебе лет.
   Тут телефон зазвонил снова — мама.
   — О, привет, дорогая! Знаешь что? Твой друг Том, знаешь, тот, гомо, — в общем, он приведет поэта читать стихи в клуб «Лайфбоут»! Он будет нам читать романтические стихи, как лорд Байрон! Правда, здорово?
   — Э э э… да а?.. — забормотала я.
   — Вообще то, ничего особенного! — беззаботно фыркнула мама. — К нам часто приходят авторы.
   — Правда? Например?
   — О, много авторов, дорогая. Пенни очень близко дружит с Салманом Рушди. Ладно, ты ведь придёшь, дорогая?
   — Когда?
   — В следующую пятницу. Мы с Юной приготовим горячие закуски и цыплёнка кусочками. Меня вдруг пронзил страх.
   — А адмирал и Элейн придут?
   — Фрр! Мужчины не допускаются, глупышка. Элейн придёт, а они подъедут позже.
   — Но Том с Джеромом придут.
   — Так ведь они не мужчины, дорогая.
   — А ты уверена, что стихи Джерома не… — Не понимаю, Бриджит, что ты хочешь этим сказать. Мы не вчера родились, знаешь ли. А в литературе главное — свобода выражения. О, и попозже, думаю, приедет Марк. Он сейчас занимается завещанием Малколма — ведь никогда не знаешь…
   
   
   * * *
   
   1 августа, пятница
   129 фунтов (полный провал бикини диеты); сигарет — 19 (в помощь диете); калорий — 625 (наверняка ещё не поздно).
   18.30. Грр, грр, завтра уезжаю в Таиланд, ничего не упаковано; не сообразила, что «следующая пятница» в клубе — это, чёрт возьми, сегодня. Совершенно не хочу ехать аж в Графтон Андервуд. Сегодня тёплый, влажный вечер, и Джуд с Шеззер идут на чудесную вечеринку в «Ривер кафе». Хотя ясно, что надо поддержать маму, любовные отношения Тома, искусство и т.д. Уважение к другим — это уважение к себе. И неважно, что завтра сяду в самолёт уставшей, — ведь лечу в отпуск. Уверена, что приготовления к путешествию не займут много времени, — нужен минимальный гардероб (всего лишь пара купальников и саронг!). И потом, упаковка чемоданов всегда занимает всё оставшееся время, так что лучшее его использовать, сделав оч. коротким. Да, вот видите. Итак, я всё успею.
   Полночь. Только что вернулась. Приехала туда оч. поздно из за типичного для наших шоссе бедствия с дорожными знаками (если сегодня война, наверняка лучше запутать немцев, оставив знаки на месте). Меня встретила мама, в странном бордовом бархатном кафтане, который демонстрировал её попытку выглядеть «литературно».
   — Ну как Салман? — поинтересовалась я, когда она отчитала меня за опоздание.
   — О, мы решили лучше приготовить цыплёнка! — надменно ответила мама, проводя меня через двери с волнистыми стеклами в гостиную.
   Первое, что мне бросилось в глаза, — крикливый новый «фамильный крест» над фальшивым каменным камином. На нём красовалась надпись: «Хакуна матата!» — Тсс! — шикнула Юна, с восторженным видом приложив к губам палец.
   Претенциозный Джером, с проколотыми сосками, сильно выпиравшими из под чёрного, мокрого на вид жилета, стоял на фоне коллекции гранёных блюд и воинственно декламировал.
   — «Смотрю на его твёрдые, сильные, грубые бедра. Смотрю, хочу, хватаю…».
   А вокруг него, в обеденных креслах в стиле Регентства, полукругом расположились перепуганные дамы, в костюмах двойках, из клуба «Лайфбоут». Мама Марка Дарси — Элейн старательно сохраняла на лице выражение сдержанного удовольствия.
   — «Хочу у, — завывал Джером, — хватаю его сильные, волосатые бёдра! Я должен иметь! Поднимаю и взваливаю…».
   — Ну что ж, абсолютно потрясающе! — воскликнула мама, поднявшись с кресла. — Кто нибудь хочет закусить?
   Поразительно: общество леди из среднего класса умудряется всё вокруг приспособить к себе, превращая сложность и хаос мира в милый, спокойный ручеек, — так уборщица туалета делает там всё розовым.
   — О, обожаю устное и письменное слово! Оно дарит мне такое чувство свободы! — восторженно объясняла Юна Элейн.
   Пенни Хазбендз Босворт и Мейвис Эндерби тем временем плясали вокруг Претенциозного Джерома, как будто это Т. — С. Элиот.
   — Но я не закончил, — хныкал Джером. — Я хотел ещё прочитать «Размышления» и «Пустые мужские дыры».
   И тут раздался хохот.
   
   — «Когда среди раздоров и сомнений У всех исчезла почва из под ног, А ты, под градом обвинений,
   Единственный в себя поверить смог…».
   
   Это явились папа и адмирал Дарси, оба в паралитическом состоянии. О боже, в последнее время, каждый раз как вижу папу, он совершенно пьян — в странной отцовско дочерней обратной зависимости.
   — «Когда сумел ты терпеливо ждать, на злобу злобой низкой не ответил…» — громогласно подхватил адмирал Дарси, влезши на кресло и вызвав волнение в рядах собравшихся дам.
   — «Когда все лгали, не посмел солгать и восхвалять себя за добродетель…», — добавил папа, почти со слезами на глазах, и опёрся на адмирала, чтобы не упасть.
   Пьяный дуэт процитировал до конца стихотворение Редьярда Киплинга «Когда…», подражая при этом сэру Лоуренсу Оливье и Джону Гилгуду, к ярости мамы и Претенциозного Джерома, который немедленно принялся закатывать истерику, с шипением и свистом.
   — Как обычно, как обычно, всё как обычно… — тихонько повторяла мама.
   А адмирал Дарси, стоя на коленях и ударяя себя кулаком в грудь, между тем растягивал:
   
   — «Когда обман и происки плутов
   Невозмутимо ты переносил…»
   
   — Это регрессивное, колониалистское стихоплётство! — прошипел Джером.
   
   — «Когда удача выпала тебе
   И ты, решая выигрышем рискнуть…».
   
   — Нет, эти чёртовы рифмы! — снова простонал Джером.
   — Джером, в моём доме это слово запрещено, — зашептала в ответ мама.
   
   — «…Всё проиграл, но не пенял судьбе, А тотчас же пустился в новый путь;
   Когда, казалось, страсти нет в душе, И сердце заболевшее замрёт…»
   
   — С этими словами папа обмяк и растянулся на пушистом ковре, изображая покойника.
   — Зачем тогда вы меня пригласили? — Джером присоединил к шипению свист.
   — «…И загореться нечему уже…» — заревел адмирал.
   — «…Лишь воля твоя крикнула… — прорычал папа с ковра, а затем поднялся на колени и воздел руки к небу, — «Вперёд!».
   В женском стане послышались одобрительные возгласы и аплодисменты. Джером выскочил, хлопнув дверью; Том бросился за ним. В отчаянии я отвернулась от двери — и вдруг встретилась глазами с Марком Дарси.
   — Ну что ж, это было интересно! — прокомментировала Элейн Дарси, приблизившись ко мне.
   Я опустила голову, пытаясь обрести самообладание.
   — Поэзия объединяет старых и молодых.
   — Пьяных и трезвых, — добавила я. Тут адмирал Дарси чуть не упал на нас, сжимая в кулаке листок со стихами.
   — Дорогая, дорогая, моя дорогая! — И он повис на Элейн. — О, а вот и… как же её… — Прищурился на меня. — Чудесно! Марк тоже тут, мой мальчик! Заехал за нами, трезвый как судья. Всё сам, всё сам. Ну не знаю!
   Оба обернулись к Марку, — он сидел за Юниным крошечным круглым праздничным столиком, украшенным дельфином из голубого стекла, и что то писал.
   — Составляет моё завещание на празднике! Ну не знаю! Работа, работа, работа! — рычал адмирал. — Подцепил эту штучку… как там её, дорогая, — Рашель, кажется? Бетти?
   — Ребекка, — ехидно подсказала Элейн.
   — И вот теперь её нигде не видно. Спрашиваю, куда делась, — что то мямлит. Не выношу мямликов! Никогда не выносил.
   — Ну, не думаю, что она в самом деле… — пробормотала Элейн.
   — Почему нет, почему нет, прекрасная девушка! Не знаю! То туда, то сюда, то ещё куда то! Надеюсь, вы, молодые леди, не флиртуете вечно со всеми вокруг, как, видимо, эти молодые джентльмены?
   — Нет, — печально ответила я, — если мы любим кого то, очень трудно вычеркнуть их из своей жизни, когда они нас бросают.
   Сзади раздался звон разбитого стекла; поворачиваюсь — это Марк Дарси опрокинул голубого дельфина, а тот в свою очередь увлёк за собой вазу с хризантемами и рамку с фотографией. Создав свалку из битого стекла, цветов и обрывков бумаги, подлый дельфин волшебным образом остался невредим.
   Возникла суматоха. Мама с Элейн и адмиралом Дарси бросились к месту катастрофы. Адмирал носился кругом и орал, папа пытался установить дельфина на полу, приговаривая: «Выкинь ты эту дрянь!», а Марк сгребал свои бумаги и предлагал за всё заплатить.
   — Ты готов идти домой, папа? — пробормотал Марк; на лице его отражалась глубокая растерянность.
   — Нет, нет, а ты как хочешь. Я тут в чудесной компании, и Бренда здесь. Принеси мне ещё портвейна, а, сынок?
   Наступила неловкая пауза, во время которой мы с Марком смотрели друг на друга.
   — Привет, Бриджит! — резко бросил Марк. — Давай, пап, нам в самом деле пора.
   — Да, поехали, Малколм, — подключилась Элейн, нежно взяв мужа за руку. — Или ты описаешь ковёр.
   — Ох, описаю, описаю… ну не знаю.
   Когда они втроём прощались, Марк с Элейн заодно выталкивали адмирала за дверь. Наблюдала за этим с чувством внутренней пустоты и грустью; неожиданно вернулся Марк и направился ко мне.
   — Ручку забыл, — проговорил он, забирая свой «Монблан» с праздничного столика. — Когда ты летишь в Таиланд?
   — Завтра утром. — На долю секунды мне показалось, что это его расстроило. — Откуда ты знаешь, что я еду в Таиланд?
   — В Графтон Андервуд только об этом и говорят. Ты уже собрала вещи?
   — А как ты думаешь?
   — Ни единой. — Он улыбнулся краешком губ.
   — Ма арк! — послышался вопль его отца. — Пошли, мальчик, кажется, это тебе больше всех хотелось уезжать!
   — Иду, — отозвался Марк, оглянувшись через плечо. — Это тебе. — Протянул мне смятый листок бумаги, бросил на меня… э э э… пронизывающий взгляд и вышел.
   Выждав момент, когда никто не видел, трясущимися руками развернула листок: переписанное стихотворение, которое исполнили папа с адмиралом Дарси. Зачем он мне его отдал?
   
   
   * * *
   
   2 августа, суббота
   128 фунтов (уф, провал предотпускной диеты); порций алкоголя — 5; сигарет — 42; калорий — 4457 (в полном отчаянии); упакованных вещей — 0; идей о местонахождении паспорта — 6; идей о местонахождении паспорта, подтверждённых каким либо разумным результатом, — 0.
   5.00. Зачем, ну зачем я еду отдыхать?! Весь отпуск проведу, мечтая, чтобы Шерон обернулась Марком Дарси, а она — чтобы я Саймоном. Сейчас пять утра. Вся моя спальня завалена только что выстиранными вещами, шариковыми ручками и полиэтиленовыми пакетами. Не знаю, сколько брать лифчиков, не могу найти маленькое чёрное платье с зигзагами, без которого не могу ехать, и вторую розовую шлёпку. Всё ещё не получила дорожные чеки, вряд ли действительна моя кредитная карточка. До выхода из дома осталось всего полтора часа, а вещи не лезут в чемодан. Может, выкурить сигарету и несколько минут посмотреть брошюру, чтобы успокоиться?
   Ммм, а здорово лежать на пляже и загорать до черноты. Солнце, море и… Охх, лампочка на автоответчике мигает — как это я не заметила?
   5.10. Нажала кнопку «Прослушивание записи»:
   «Э э, Бриджит, это Марк. Я просто подумал — ты ведь знаешь, в Таиланде сейчас сезон дождей. Тебе стоит взять с собой зонтик».
   
   
   11. Тайское приключение
   
   3 августа, воскресенье
   Невесома (в небе); порций алкоголя — 8 (но в полёте, поэтому не считается благодаря высоте); сигарет — 0 (я в отчаянии — салон для некурящих); калорий — 1 миллион (исключительно в тех блюдах, которые, не будь поданы в самолёте, и не мечтала бы положить в рот); пуканий соседа по сиденью — 38 (пока); вариантов аромата — 0.
   16.00. Английское время; в самолете в небе. Приходится делать вид, что я очень занята и занудлива, потому пишу, а жуткий тип на соседнем сиденье, в светло коричневом синтетическом костюме, упорно старается со мной разговаривать в промежутках между беззвучным, убийственным пуканьем. Пыталась притвориться, что заснула, прикрыв заодно нос, но через несколько минут жуткий тип похлопал меня по плечу и поинтересовался:
   — У вас есть хобби?
   — Да, люблю вздремнуть, — ответила я.
   Но даже это на него не подействовало и за какие то секунды я была втянута в сумрачный мир этрусских монет раннего периода.
   Нас с Шерон посадили отдельно — мы так опоздали, что остались только одиночные места, — и Шеззер на меня дико разозлилась. Однако, похоже, почему то вдруг успокоилась; конечно, это никак не связано с тем фактом, что она сидит рядом с незнакомцем, похожим на Гаррисона Форда, в джинсах и мятой рубашке цвета хаки, и хохочет до полусмерти (странное выражение, правда?) над каждым его словом. И это несмотря на то, что Шез ненавидит всех мужчин, поскольку они утратили свою роль и впали в пашминаизм и безумное насилие. А я между тем привязана к Мистеру Синтетическому Аппарату по Производству Вони и вот уже двенадцать часов не могу покурить. Хорошо хоть, есть никотиновая жвачка.
   Не оч. хор. начало, но я всё ещё оч. Взволнована отн. путешествия в Таиланд. Мы с Шерон — путешественницы, а не туристки, то есть не намерены останавливаться в герметично задраенных туристских анклавах, а по настоящему изучим религию и культуру.
   Цели на отпуск
   1. Быть путешественницей в стиле хиппи.
   2. Похудеть благодаря лёгкой, в идеале не угрожающей жизни дизентерии.
   3. Приобрести лёгкий бисквитный загар — не ярко оранжевый, как у Шерил Гаскойн, и не вызывающий меланому или морщины.
   4. Повеселиться от души.
   5. Найти себя и ещё солнечные очки. (Надеюсь, они в чемодане.) 6. Плавать и загорать (уверена — дожди окажутся просто короткими тропическими ливнями).
   7. Посмотреть храмы (надеюсь, их не слишком много).
   8. Достичь духовного прозрения.
   
   
   * * *
   
   4 августа, понедельник
   119 фунтов (взвешиваться больше невозможно, так что могу выбирать вес по настроению — прекрасное преимущество путешествия); калорий — 0; минут, проведенных вне туалета, — 12 (по ощущениям).
   2.00. Местное время; Бангкок. Мы с Шеззер пытаемся заснуть в самом кошмарном месте из всех, где я когда либо побывала. Кажется, сейчас начну задыхаться, а потом и вовсе перестану дышать. Когда мы прилетели в Бангкок, небо было затянуто густой серой тучей и моросил дождик. В приюте для гостей «Син сэйн» («Син сэ») нет туалетов, только кошмарные, вонючие дырки в полу за перегородками. Открыли окно, но проветривание совершенно не помогает, поскольку воздух представляет собой субстанцию, близкую по составу к тёплой воде, при этом на самом деле ею не являясь. Внизу (отеля, не туалета) проходит дискотека, а в перерывах между музыкой слышно, как вся улица стонет и тоже не может заснуть. Чувствую себя огромной, белой, раздутой колышущейся тушей. Волосы сначала превратились в перья, а затем распластались по лицу. Хуже всего, что Шерон всё щебечет про незнакомца из самолёта, похожего на Гаррисона Форда:
   — Так много путешествовал… летел самолётом суданской авиакомпании, и командир корабля с вторым пилотом решили пожать руки всем пассажирам, а дверь кабины за ними захлопнулась! Им пришлось рубить её топором. Такой остроумный! Остановился в «Восточном отеле» — приглашал в гости.
   — А я то думала, мы не хотим иметь никаких дел с мужчинами, — ворчливо напомнила я.
   — Нет нет, просто мне кажется, если мы попали в незнакомое место, полезно поговорить с кем нибудь, у кого есть опыт в путешествиях.
   6.00. Наконец заснула, в 4.30, только ради того, чтобы в 5.45 меня разбудила Шерон: прыгала на кровати и твердила, что нам надо пойти в храм смотреть восход солнца (а на небе туча толщиной 300 футов). Больше не могу, га а а! В желудке, похоже, происходит что то ужасное — постоянно взрываются маленькие гранаты.
   11.00. Вот уже пять часов мы с Шерон не спим и четыре с половиной из них провели, по очереди бегая в импровизированный туалет. Шерон говорит, страдания и простая жизнь — путь к духовному прозрению. Физический комфорт не только необязателен, — препятствует повышению духовности. Собираемся медитировать.
   Полдень. Ура, переезжаем в «Восточный отель»! Ясно, что одна ночь там стоит больше, чем неделя на острове Корфу, но положение аварийное, и потом, зачем же тогда нужны кредитные карточки? (Шеззер — её карточка ещё действует — предлагает отдать ей всё потом. Обретать духовное прозрение за счёт чужой кредитной карточки — это как?) Мы обе решили, что отель чудесный, немедленно переоделись в светло голубые купальные халаты, поиграли с пеной в ванне и т.д. Ещё Шеззер говорит, необязательно опрощаться навсегда — именно контраст между мирами и стилями жизни приводит человека к духовному прозрению. Абсолютно с ней согласна. Полностью одобряю, например, одновременное наличие унитаза и биде (в свете текущего состояния желудка).
   20.00. Шеззер заснула (или умерла от дизентерии), и я решила погулять по террасе отеля. Было так красиво! Стояла в чернильной тьме, мягкий, тёплый бриз сдувал с лица прилипшие перья волос. Любовалась излучиной Чао Пхайя — вся река в мерцающих огнях, по ней медленно плывут восточные лодчонки. Потрясающая штука самолёт: всего то 24 часа назад сидела у себя дома, на кровати, в окружении мокрых вещей, а теперь всё так невероятно экзотично и романтично.
   Только собралась закурить сигарету — возле моего носа внезапно возникла шикарная золотая зажигалка. Взглянула на лицо, освещённое огоньком, и даже икнула от неожиданности: Гаррисон Форд из самолёта! Официант принёс джин с тоником — оказался довольно крепким. Гаррисон Форд, или Джед, объяснил: в тропиках оч. важно принимать хинин.
   Мне стало совершенно ясно, почему он произвёл такое впечатление на Шез. Спросил, какие у нас планы. Рассказала, что мы решили поехать на остров хиппи Ко Самуи, жить там в хижине и достичь духовного прозрения. Он заявил, что мог бы тоже поехать. Я сказала, Шерон обрадуется (ведь ясно, что он — её, хотя Гаррисону Форду я об этом не сообщила) и не пойти ли мне её разбудить. К тому времени я уже порядком захмелела от большого количества хинина и перепугалась, когда он нежно провёл пальцем по моей щеке и наклонился ко мне.
   — Бриджит! — прошипел чей то голос рядом. — Вызови себе по телефону мальчика, чёрт тебя подери! Ох нет, ох нет! Это Шеззер.
   
   
   * * *
   
   7 августа, четверг
   120 фунтов (или 110?); сигарет — 10; появлений солнца — 0.
   Остров Ко Самуи, Таиланд (хмм, похоже на песенку в стиле рэп).
   Приехали на оч. идиллический — если не считать проливного дождя — хипповский пляж: изящный полумесяц, покрытый песком, маленькие хижины на ножках и повсюду ресторанчики. Хижины сотворены из бамбука, а балкончики выходят на море. У нас с Шез всё ещё прохладные отношения.
   В ней проснулось иррациональное чувство отвращения к «парням, живущим в соседней хижине»; в результате, хотя мы не пробыли на острове и восемнадцати часов, нам пришлось трижды переезжать под дождём. В первый раз — довольно оправданно: через три минуты парни подкатились к нам и попробовали продать то ли героин, то ли опиум или какую то травку. Затем мы перебрались в новую хижину — «парни по соседству» на вид оч. чистенькие (как биохимики, в общем, в этом роде). Однако, к несчастью, эти биохимики заявились и поведали нам, что три дня назад в нашей хижине кто то повесился; после этого Шеззер настояла на переезде. К тому времени уже наступила кромешная тьма. Биохимики предложили помочь перенести наши вещи, но Шез наотрез отказалась; вот мы целую вечность и таскались по пляжу с рюкзаками.
   В довершение всего: проделав путешествие в двадцать тысяч миль с целью проснуться у моря, оказались в результате в хижине, расположенной в канаве, с видом на заднюю стенку ресторанчика. Теперь нам предстоит рыскать по пляжу в поисках другой хижины — чтоб смотрела на море и не имела притом по соседству ни парней не того разлива, ни постсуицидальной кармы. Чёртова Шеззер.
   23.30. О. О. О. Марихуаный ресторан, чёрт, великолепен. Шез чудесна. Лучшая подруга.
   
   
   * * *
   
   8 августа, пятница
   112 фунтов (чудесный побочный эффект расстройства желудка); порций алкоголя — 0 (оч. хор.); волшебных грибов — 12 (ммм, у у у у, а а а ах).
   11.30. Когда проснулась, видимо слишком поздно, обнаружила, что я одна. Нигде в хижине Шез не найдя, вышла на балкон и огляделась. Забеспокоилась: кошмарные шведские девушки по соседству сменились «парнем, живущим в соседней хижине», и я тут не виновата — ведь путешественники постоянно приезжают и уезжают. Надела тёмные очки с диоптриями (ещё не вставила линзы), и при ближайшем рассмотрении новый «парень, живущий в соседней хижине» оказался самолётным ухажёром из «Восточного отеля», похожим на Гаррисона Форда. Пока я за ним наблюдала, повернулся и заулыбался кому то выходящему из его хижины. Это оказалась Шеззер. Сразу стало ясно: философия «будь осторожна в путешествии, избегай парней, живущих в соседней хижине» содержит гигантское исключение — «если они не безумно привлекательны «.
   13.00. Джед пригласил нас обеих в кафе на омлет с волшебными грибами! Сначала мы сомневались, поскольку категорически против незаконных веществ, но Джед объяснил, что волшебные грибы — это не наркотики, а натуральный продукт и проложат нам путь к духовному прозрению. Оч. взволнована.
   14.00. Я шокирующе, экзотически красива, и моя красота — часть всего многоцветия жизни и её законов. Лежу на песке, смотрю в небо через дырочки в панаме, и свет, который льётся через них, — это самый красивый, драгоценный образ в мире. И Шеззер красивая. Возьму панаму в море — пусть красота моря сочетается с драгоценными дырочками света как с драгоценными камнями.
   17.00. В марихуанном ресторанчике, одна. Шеззер со мной не разговаривает. После омлета с волшебными грибами сначала ничего не произошло, но, когда мы шли обратно в хижину, всё вокруг стало вдруг казаться забавным и я, к несчастью, стала хихикать помимо своей воли. Шез, однако, вовсе не была склонна к участию в веселье. Добравшись до нашей последней хижины, я решила подвесить свой гамак на улице с помощью тонкой лески, а она оборвалась и я приземлилась на песок. В тот момент это показалось мне так смешно, что я немедленно захотела повторить всю операцию и, по утверждению Шеззер, проделывала весёлый трюк с гамаком сорок пять минут без остановки, находя, что повторение не уменьшает забавности.
   Шез осталась в хижине с Джедом, но потом он пошёл купаться, и я решила зайти посмотреть, как она. Шеззер лежала на кровати и стонала:
   — Я уродина, уродина, уродина…
   Встревоженная её отвращением к себе — что сильно контрастировало с моим собственным настроем, — я поспешила к ней с намерением утешить подругу. Однако по дороге заметила своё отражение в зеркале — никогда в жизни не видела такого потрясающе прекрасного создания… Шез утверждает, что следующие сорок минут я упорно пыталась поднять её настроение, но меня постоянно отвлекало своё отражение в зеркале — я принимала разнообразные позы и призывала Шез восхищаться мною. Она между тем страдала от глубочайшей душевной травмы — лицо её и тело прискорбно деформированы. Я вышла, чтобы принести ей поесть, вернулась хихикая, с бананом и «Кровавой Мери», и поведала: а у официантки в ресторане на голове торшер. А затем, одержимая, вернулась на свой пост у зеркала. После этого, говорит Шез, два с половиной часа лежала на пляже, уставившись в панаму, и плавно размахивала в воздухе руками, — она в это время помышляла о самоубийстве.
   Всё, что я помню, — пережила самые счастливые моменты в своей жизни, осознала глубокие, непреходящие законы жизни и всё, что требовалось: впала в глубокое состояние Потока (как подробно описано в «Эмоциональной интеллигентности» и таким образом следовала дзенскому закону. И тут — будто щёлкнул выключатель… Я вернулась в хижину: вместо светящегося женского воплощения Будды — Ясмин Ле Бон в зеркале отразилась просто я, с красным, потным лицом, волосы с одной стороны примяты, с другой торчат рожками; Шез глядит на меня с кровати — выражение палача. Оч. грустно, стыдно за своё поведение, но это не я, это всё грибы.
   Может, если снова пойти в хижину и поговорить о духовном прозрении, она не будет так сердиться?
   
   
   * * *
   
   15 августа, пятница
   113 фунтов (сегодня у меня настроение получше); порций алкоголя — 5; сигарет — 25; духовных прозрений — 0; несчастий — 1.
   9.00. У нас был фантастический отпуск, хотя и не произошло духовного прозрения. Чувствовала себя немного лишней, потому что Шез много времени проводила с Джедом; но солнце выходило довольно редко и, пока они занимались сексом, я купалась и загорала, а вечером мы ужинали втроём. Шез немного расстроена, потому что вчера вечером Джед уехал на какие то там другие острова. Собираемся устроить утешительный завтрак (без волшебных грибов), а затем снова повеселиться вдвоём, без мужчин. Ура!
   11.30. О боже, за что нам это? Только мы с Шерон вернулись в свою хижину — и что же: замок открыт, наши рюкзаки пропали. Мы уверены, что закрывали дверь, — видимо, замок взломали. К счастью, паспорта на месте, а в рюкзаках лежали не все вещи, но билеты на самолёт и дорожные чеки исчезли бесследно. После Бангкока, с его магазинами и всё такое, кредитная карточка Шеззер больше не действует. У нас на двоих всего 38 долларов, самолёт из Бангкока в Лондон вылетает во вторник, а мы находимся в сотнях миль, на острове. Шерон плачет, а я пытаюсь её успокаивать — без особого успеха.
   Вся эта сцена напоминает эпизод из фильма «Тельма и Луиза«: Тельма спит с Бредом Питтом, он крадёт все их деньги, Джина Дэвис говорит, всё в порядке, а Сьюзен Сарандон плачет: «Ничего не в порядке, Тельма, абсолютно ничего не в порядке..» Только чтобы вовремя вылететь в Бангкок и успеть на самолёт, нужно сто долларов на одного, а дальше — где гарантии, что в аэропорту нам поверят относительно утраченных билетов; или, может быть, мы… О боже, нельзя падать духом и терять рассудок. Предложила Шеззер вернуться в марихуанный ресторанчик, взять по паре «Кровавых Мери» и отложить решение проблемы до утра; только тогда она немного успокоилась.
   Дело всё в том, что одна моя половина дрожит от ужаса, а другая полагает, это восхитительно — кризис, приключение, — так не похоже на тревоги по поводу окружности бёдер! Пожалуй, просто не буду об этом думать и выпью «Кровавую Мери» — она нас подбодрит. В любом случае мы ничего не можем сделать до понедельника — всё закрыто. Нам пришла в голову идея пойти в бар и заработать денег исполнением экзотических танцев с шариками для пинг понга, но мне почему то кажется, что мы не выдержим конкуренции.
   13.00. Ура! Мы с Шшеззе сбирамся жить на Ко Са муи как хиппи, есть бнаны и прдавать ракушки нпля же. Эт дховн прзрение. Здорво, чртвзми! Будем плгац ца толко на сбя. Дховно.
   17.00. Хмм, Шез всё ещё спит, чему я рада — она, кажется, принимает всё слишком близко к сердцу.
   Чувствую — вот возможность проверить, насколько мы самостоятельны. Знаю, что делать: пойду в большой отель и спрошу в отделе регистрации, каковы наши возможности в создавшейся непредвиденной ситуации. Например, можно позвонить в компанию, занимающуюся дорожными чеками. Но мы ни за что не получим возмещения ущерба вовремя, нет нет. Не терять позитивного настроя.
   19.00. Ну вот, если не падать духом, что нибудь обязательно произойдёт и проблема решится. На кого, как не на Джеда, мне налететь в фойе отеля! С путешествием на другие острова у него не сложилось из за дождя, сегодня поздно вечером возвращается в Бангкок, как раз собрался заскочить к нам — попрощаться перед отъездом. (А Шез наверняка слегка расстроится, что он сразу не пошёл разыскивать её, но ладно. Может, решил, что мы уже уехали, или… Вообще то, не собираюсь ныть и скулить от имени Шерон.) Во всяком случае, Джед нам посочувствовал, хотя и заявил, что никогда нельзя оставлять ценные вещи в хижине, даже запертой. Прочитал мне небольшую лекцию (чертовски сексуально, хоть и напоминал при этом отца или священника), а потом посоветовал поторопиться, если мы хотим успеть на самолёт во вторник — все сегодняшние и завтрашние рейсы отсюда переполнены. Но он попробует достать для нас билеты на завтрашний поезд и мы не опоздаем. Ещё Джед предложил нам деньги на такси и оплату здешнего отеля. Считает, если в понедельник мы сразу позвоним в лондонское турагентство, нам обязательно закажут новые билеты и мы их получим прямо в аэропорту.
   — Мы вернём деньги! — с благодарностью заверила его я.
   — Э, не беспокойтесь, — ответил он. — Это не так много.
   — Нет, мы вернём!
   — Ладно, когда сможете! — засмеялся он. Великодушный, щедрый бог из моей мечты, — хотя, конечно, деньги вовсе не самое главное (если они есть).
   
   
   * * *
   
   18 августа, понедельник
   В поезде из Сурат Тхани Ко Самуи в Бангкок. В поезде очень мило, — за окном проплывают рисовые поля, люди в треугольных шляпах. Каждый раз, когда мы останавливаемся, к окнам подходят и предлагают тушёную курицу — очень вкусную. Не могу не думать о Джеде: как он был добр и помог нам; это напомнило мне Марка Дарси, когда он ещё не ушёл к Ребекке. Джед даже отдал нам одну из своих сумок, положить вещи, которые не стащили, и свои всякие маленькие шампунчики и кусочки мыла из разнообразных отелей. Шез счастлива: они обменялись телефонами и адресами и намерены встретиться, как только она вернётся. А вообще, если уж откровенно, Шеззер невыносимо самодовольна. Но и бог с ней — так настрадалась с Саймоном. Всегда подозревала, что она ненавидит не всех мужчин, а только стервецов. Надеюсь, мы успеем на самолёт.
   
   
   * * *
   
   19 августа, вторник
   11.00. Аэропорт в Бангкоке. Происходит нечто ужасное, кошмарное; кровь бросилась в голову, перед глазами какая то пелена. Шез двинулась вперёд, чтобы задержать самолёт, пока я тащила багаж. Мне пришлось проходить мимо таможенника с собакой на поводке — она стала лаять и рваться к моей сумке. Все служащие аэропорта принялись что то тараторить; женщина в военной форме подхватила мою сумку, а меня отвела в отдельную комнату. Чиновники вытащили всё из сумки и распороли ножом подкладку. Внутри лежал полиэтиленовый пакет с белым порошком. И потом… О боже, боже! Кто нибудь, помогите!
   
   
   * * *
   
   20 августа, среда
   84 фунта; порций алкоголя — 0; сигарет — 0; калорий — 0; желания когда либо ещё нарываться на тайские приключения — 0.
   11.00. Полицейский изолятор, Бангкок. Спокойно. Спокойно, спокойно, спокойно.
   11.01. Спокойно.
   11.02. На мне наручники. У меня на ногах кандалы. Я в вонючей камере в стране третьего мира; здесь восемь тайских проституток и горшок в углу. Кажется, сейчас потеряю сознание от жары. Это всё не может быть на самом деле.
   11.05. О боже, до меня стало доходить, что произошло. Не могу поверить, что человек способен на такую подлость: переспать с женщиной, затем стянуть все её вещи и одурачить её подругу, отправив в тюрьму. Это невероятно. Ладно, скоро здесь будет британский посол, он им всё объяснит и вытащит меня отсюда.
   Полдень. Немного нервничаю — где же британский посол.
   13.00. Непременно приедет — у него сейчас перерыв на обед.
   14.00. Может быть, британский посол задерживается из за более неотложного дела — с настоящим наркокурьером, а не невинной жертвой обмана?
   15.00. О боже, вот чёрт, проклятье! Надеюсь, чёрт возьми, посла известили — наверняка Шеззер подняла тревогу. А если зацапали и Шеззер? Но где тогда она?
   15.30. Так; необходимо, просто необходимо собрать силы. Всё, что у меня теперь осталось, — это я сама. Проклятый Джед! Нельзя впадать в ненависть… О боже, как хочется есть!
   16.00. Только что приходил охранник, принёс отвратительный рис и несколько личных вещей, которые мне разрешили оставить (пара трусов; фотография Марка Дарси; ещё одна — Джуд показывает Шеззер, что надо делать, чтобы испытать оргазм; смятый кусок бумаги из кармана джинсов). Пыталась его спросить о британском после, но он только покивал и пробурчал что то, чего я не поняла.
   16.30. Ну вот, даже когда кажется — всё плохо, находится нечто ободряющее. Помятая бумага — это папино стихотворение из книжного клуба, которое мне дал Марк Дарси. Настоящая литература. Почитаю, подумаю о чём нибудь хорошем.
   Редьярд Киплинг
   «Когда…»
   Когда среди раздоров и сомнений
   У всех исчезла почва из под ног,
   А ты, под градом обвинений…
   О боже, о боже! В Таиланде ещё не отменили смертную казнь?
   
   
   * * *
   
   21 августа, четверг
   70 фунтов (оч. хор., но воображаемых); порций алкоголя — 14 (но тоже воображаемых); сигарет — 0; калорий — 12 (рис); кол во мыслей о том, что надо было ехать в Клитхорпс, — 55.
   5.00. Провела ужасную ночь, съёжившись на старом, набитом носками мешке — кишит вшами и притворяется матрасом. Забавно, как быстро человек привыкает к грязи и отсутствию комфорта. Хуже всего этот запах. Удалось поспать пару часов, и это здорово, не считая момента, когда проснулась и вспомнила, что случилось. Всё ещё никаких признаков британского посла. Уверена — это просто ошибка и всё будет о'кей. Мне необходимо сохранять присутствие духа.
   10.00. Только что в двери появился охранник с каким то парнем — розовая рубашка, высокомерное выражение лица.
   — Вы британский посол? — закричала я, чуть не повиснув на нём.
   — Ах нет, я помощник консула. Чарли Палмер Томпсон. Очень приятно с вами познакомиться. — И встряхнул мою руку.
   Это показалось бы мне по британски ободряюще, если бы он тут же машинально не вытер ладонь о брюки.
   Спросил, что произошло, записал подробности в блокнот в кожаном переплёте, приговаривая при этом что то вроде: «Угу, угу… Господи, какой кошмар!» — как будто ему пересказывали перипетии спортивного состязания. Начала потихоньку паниковать — он явно: а) не совсем уяснил себе всю серьёзность ситуации, б) не представлял собой (вовсе я не сноб, ничего подобного) воплощения истинно британского мозга и в) не казался уверенным, настолько, насколько мне хотелось бы, что тут произошла явная ошибка и меня могут отпустить в любую секунду.
   — Но почему так? — задала я вопрос, ещё раз пересказав случившееся.
   Объяснила, что Джед, должно быть, сам вломился в нашу хижину и вообще всё это спланировал.
   — Понимаете, трудность вот в чём. — Чарли доверительно наклонился ко мне. — Все, кто сюда попадают, излагают какую нибудь историю и она, как правило, сильно смахивает на вашу. Так что, если этот прохвост Джед во всём не признается, боюсь, вы окажетесь в довольно щекотливом положении.
   — Господи, нет! Вот чёрт… Вы не должны так думать. Самое плохое, на что вам следует настраиваться, — это около десяти лет.
   — Десять лет? Но я ничего не сделала.
   — Угу, угу, это всё тот подонок, понимаю, — с готовностью закивал Чарли.
   — Я же не знала, что там лежит!
   — Конечно, конечно, — согласился он с таким видом, будто попал в несколько неудобную ситуацию на вечеринке.
   — Вы сделаете всё возможное?
   — Естественно. — Чарли поднялся. — Угу.
   Пообещал мне список адвокатов, чтобы я выбрала, и два телефонных звонка от моего имени с подробным рассказом о происшедшем.
   Как поступить? Рассуждая логически, лучше всего позвонить Марку Дарси; но это значит признать — снова я попала в заваруху, а ведь он только в прошлом году уладил историю с мамой и Хулио. В конце концов я решительно остановилась на Шеззер и Джуд.
   Похоже, моя судьба теперь в руках высокомерного парня, который только только вылупился из Оксбриджа. Боже, как здесь ужасно… Жарко, вонюче, мрачно… Такое ощущение, будто всё не на самом деле.
   16.00. Нельзя падать духом. Я должна отвлечься от мрачных мыслей. Почитать стихотворение и попытаться не обращать внимания на первые три строчки?
   Редьярд Киплинг
   
   Когда когда среди раздоров и сомнений У всех исчезла почва из под ног, А ты, под градом обвинений,
   Единственный в себя поверить смог;
   Когда сумел ты терпеливо ждать,
   На злобу злобой низкой не ответил;
   Когда все лгали, не посмел солгать И восхвалять себя за добродетель.
   Когда ты подчинил себе мечту,
   Заставил мысли в русло повернуть, Встречал спокойно радость и беду, Постигнув их изменчивую суть;
   Когда обман и происки плутов
   Невозмутимо ты переносил,
   А после краха снова был готов
   За дело взяться из последних сил.
   Когда удача выпала тебе
   И ты, решая выигрышем рискнуть,
   Всё проиграл, но не пенял судьбе, А тотчас же пустился в новый путь;
   Когда, казалось, страсти нет в душе, И сердце заболевшее замрёт, И загореться нечему уже,
   Лишь воля твоя крикнула: «Вперёд!» Будь то король, будь то простолюдин, Ты с уваженьем с ними говорил;
   С тобой считались все, но ни один Кумира из тебя не сотворил;
   И если, созидая и творя,
   Ты вечным смыслом наполнял свой век, То, без сомненья, вся Земля — твоя И ты, мой сын, — достойный Человек!
   
   Хорошее стихотворение, очень хорошее — почти как психологическая книга. Может быть, поэтому Марк Дарси мне его и дал! Чувствовал, что попаду в переплёт? Или просто пытался объяснить мне что то про моё отношение к жизни… Вот нахал! Не знаю, как насчёт вечного смысла, которым я наполняла свой век, или хотела ли бы я быть сыном. Кроме того, сложновато одинаково спокойно встречать радость и беду, — не могу вспомнить ни одной настоящей радости в своей жизни, но всё же. Подчиню «себе мечту», заставлю «мысли в русло повернуть», возьмусь за дело «из последних сил» и т.д. — как солдат первой мировой войны, или солдат в джунглях, или кем там был Редьярд Киплинг — и буду держаться. По крайней мере в меня не стреляют и мне не приходится идти в атаку. А ещё в тюрьме я не трачу денег, так что выхожу из финансового кризиса. Да, надо смотреть на вещи позитивно.
   Положительные стороны пребывания в тюрьме 1. Не трачу денег.
   2. Окружность бёдер значительно уменьшилась — потеряла по крайней мере 7 фунтов, ничуть о том не стараясь.
   3. Долго не мыть волосы — хорошо на них действует; раньше никогда этого себе не позволяла — ненавижу сидеть под крышей безвылазно.
   Итак, вернусь домой похудевшей, с блестящими волосами и не столь разорённой. Но когда я вернусь домой, когда? Я стану старой, я стану мёртвой. Если проведу здесь десять лет — никогда не смогу родить детей. Разве только, когда выйду, приму специальные лекарства и рожу восьмерых. Одинокая, разбитая старуха, буду грозить кулаком уличным хулиганам, которые бросают какашки в почтовые ящики. А может, удастся родить ребёнка в тюрьме? Попробовать как нибудь забеременеть от помощника британского консула. Но где в тюрьме я найду фолиевую кислоту? Ребёнок вырастет чахлым… Хватит, надо прекратить! Я отношусь к своему положению как к катастрофе, а это и есть катастрофа.
   Снова перечитаю стихи.
   
   
   * * *
   
   22 августа, пятница
   Калорий — 22; вечного смысла, которым наполнила свой век, — 0.
   20.00. Женская исправительная колония, Бангкок. Сегодня утром за мной пришли и перевезли из полицейского изолятора в настоящую тюрьму. Я в отчаянии. Кажется, это означает, что на меня плюнули, считают конченым человеком. Камера представляет собой мерзкое огромное помещение, куда втиснуто не меньше шестидесяти женщин. Ощущаю, что сила и индивидуальность неумолимо сходят с меня слоями — я становлюсь всё мерзее и бессильнее. Сегодня в первый раз за четыре дня плакала. Как будто растворяюсь; обо мне скоро все забудут, мне долго томиться здесь, жизнь потеряна… Попробую поспать. Здорово бы поспать!
   23.00. А а а… только заснула — тут же снова проснулась от того, что кто то сосал мою шею. Целое кольцо лесбиянок, они добрались до меня. Все начали меня целовать и щупать. Откупиться от них нечем — лифчик уже отдала, трусов на мне тоже нет. Позвать охрану — хуже здесь ничего не может быть. Пришлось поменять джинсы на отвратительный, старый саронг. А ещё, хотя я чувствовала, что меня насилуют, какая то часть меня, сама того не желая, испытывала удовольствие просто от того, что до меня дотрагиваются. Га а а! Может, я лесбиянка? Нет, не думаю.